|
Наталия Грудинина ЧЁРНАЯ СОБАКА ДИНКА
Я расскажу вам о семнадцатилетнем парне.
Его зовут Миша. Он два года
сидел в шестом классе, потом ещё два года в восьмом. И всё
потому, что ни
один предмет его не захватил. И он не мог ещё себе сказать:
буду, к
примеру, астрономом. А поэтому - буду уже сейчас много заниматься
математикой.
Что он любил в жизни? Немножко - хоккей. Чуть побольше
- выжигать
рисунки по дереву. Но долго заниматься ни тем, ни другим почему-то
не мог.
Мать с отцом по очереди драли его за уши, даже когда
он уже получил
паспорт. И поделом, надо сказать.
Впрочем, появилась-таки у Миши одна привязанность. Шесть
месяцев он
выращивал щенка - чёрную овчарку по кличке Динка. Динку подарила
ему в
день рождения тётя Шура, очень серьёзная женщина. И подарок
её оказался
тоже очень серьёзным. Миша полюбил Динку. Но от этой любви
ушам его легче
не стало.
- Тебе только собак гонять, - ритмично выговаривал
отец, дёргая
сыновнее ухо.
Серьёзное ли дело - собаки? По мнению многих - нет.
Но странно одно:
хоккей надоедал, а Динка нисколько. Хоть приходилось для неё
самому и суп
варить, и молоть на кофейной мельнице яичную скорлупу для
укрепления
щенячьего костяка. И всё это обязательно и ежедневно.
И вот случилась неприятность. Динка заболела чумой. Она лежала
на
сундуке тихая и горячая, положив морду на большие пушистые
лапы.
Наведалась тётя Шура и сказала:
- Чума - болезнь очень серьёзная. Не будь легкомысленным.
Сейчас же
отдай в ветеринарную больницу. Многие псы после чумы калеками
остаются. То
нога перестаёт работать, то вдруг весь дёргаться начнёт...
И Миша отдал Динку в больницу.
Кстати, вы слышали когда-нибудь о такой больнице? Она
на окраине
города. Вокруг - сад, большие тенистые деревья и очень много
травы. Лечат
там и коров, и лошадей, и прочую живность. А есть специальное
отделение
для чумных собак. Они сидят там каждая в своей клетке. Им
вводят уколами
витамины. Всыпают за щеку порошки, а потом, высоко подняв
собачьи головы,
приказывают: глотай. Греют больных под солюксом. Приходить
к ним надо
каждый день, а если по два раза в день - то и совсем хорошо.
Во-первых,
потому что ни ветеринар, ни зоотехник, ни санитарка делать
процедур без
хозяев собакам не станут. Чужого собака и укусить может. Ну,
а во-вторых,
и в главных, животное скорее поправляется, когда часто видит
хозяина и
знает - не бросил! Это уже замечено, проверено и доказано.
В больнице работает доктор Южин. Ему семьдесят лет.
Давным-давно пора
на пенсию. Но пенсия вообще дело скучное, а для него в особенности.
Был когда-то доктор Южин ветеринаром Первой Конной армии.
Сам товарищ
Будённый за научный подход к лошадям так ему руку жал, что
пальцы немели.
Под белым халатом доктора - выцветшая гимнастёрка. Он неразговорчив,
и
любимое его слово - "бывает". Да, бывает, что состарился,
что пришлось
заняться работой полегче... Бывает, что войны нет, бывает,
что не суровые
конники летят во весь дух по вздыбленным дорогам, а невоенные,
модно
одетые люди приводят к доктору своих породистых собак. И люди
эти бывают
разные.
Приходит, к примеру, любитель-охотник и приводит
курносую лайку.
Он говорит:
- Если быстро бегать не будет, усыпляйте.
Ведь охотнику собака нужна для дела, да и самой
собаке без любимого
своего охотничьего ремесла жить будет невыносимо...
А недавно пришёл профессор-физик и привёл молодого
дога голубой
редкой масти.
Профессор сказал:
- Очень прошу вылечить. Мне эта собака очень дорога. Она на
редкость
ласковая.
Правильно. Собаку надо вылечить. Ласка и доброта
помогает людям
работать, думать. А думы профессора очень нужны стране.
Часто приходят старушки и приносят на руках маленьких
псов: шпицев,
такс, бульдожек. Они почти всегда одиноки, эти старушки, и
сил у них
хватает только чтобы о малогабаритных собаках заботиться.
И нет в этом
ничего зазорного или смешного. И питомцев их надо лечить так
же
обязательно, как уважать старость.
Словом, смотрит доктор зоркими глазами сначала на человека,
потом на
собаку. И действует, как подсказывает разум и сердце.
Собачья больница опрятна и чиста, почти как человеческая.
Доктор -
человек хлопотливый. По вечерам он задерживается тут на два-три
лишних
часа. Берёт кисть и подновляет скамейки и стены масляной,
краской. Любит,
чтобы всё было свежо и ярко.
Когда Миша привёл свою Динку, доктор спросил:
- Учишься хорошо?
- Плохо.
- А собаку любишь?
- Да.
- А для чего тебе собака?
- Так... для меня...
- Ладно, - сказал доктор. - Твоё место - палата три, клетка
восемь.
Принеси войлок на подстилку и шерстяной платок,
грудь Динки обвязать. У
неё лёгочная форма чумы. Ей тепло требуется.
Миша проводил в больнице по три-четыре часа. Носил
Динке фарш и чай в
термосе. Но легче Динке не становилось. Однажды доктор поставил
её на
стол, долго выслушивал, взял кровь на анализ. Потом сказал:
- Будем лечить сном, как человека. Во сне дело быстрее на
поправку
пойдёт.
И потянулись тревожные дни. Собака глотала снотворное
и спала. Днём
ли, вечером ли придёшь - спит... И, пока она спит, Миша слоняется
по
больнице, а не то - стоит около доктора, осматривающего новых
больных.
Стоит и переживает: будут усыплять или лечить?
...Однажды утром подкатила к воротам больницы новенькая малиновая
машина. Из неё вышли молодые супруги. Красивые. И одеты красиво.
Привезли
бородатого жесткошёрстного фокстерьера по кличке Дарлинг,
что значит
по-английски <дорогой>. Он был парализован - совсем
не мог подняться на
лапы.
Супруги очень огорчались - громко, вслух. Ведь какой
игрун был, какой
бедокур! Все ботинки, все туфли в доме погрыз, даже модельные
босоножки,
которые в 40 рублей обошлись. Не беда! Ничего не жаль для
Дарлинга. И -
вот видите - привезли лечить! Очень далеко ехали, хорошо ещё,
что машина
своя...
Супруги называли Дарлинга всякими ласковыми именами:
и ласточкой, и
крошечкой, и даже сыночком! И вечером они снова приехали к
нему вдвоём, и
сетовали, что вот ведь отпуск кончается и что билеты есть
на сегодня в
театр, но Дарлинг - важнее, пусть театр пропадёт пропадом.
И назавтра они
тоже приехали утром, а вечером - не подошла к воротам малиновая
машина.
Доктор постоял у Дарлинговой клетки, поглядел
в окно, в длинную
перспективу вечерней улицы, и сказал:
- Бывает...
А потом он подозвал Мишу:
- Погрей-ка Дарлинга под солюксом. Твоя Динка всё равно спит.
Миша прогрел собаку под круглым стеклянным солнцем,
влил Дарлингу в
пасть бульона, припасённого для Динки. И потом делал то же
самое изо дня в
день, потому что малиновая машина так больше и не приезжала.
Пока чёрная Динка спала, повязанная крест-накрест тёплым
платком,
Миша грел и кормил Дарлинга, тот подымал голову ему навстречу,
словно
спрашивая:
<Теперь ты мой хозяин, да?>
На одиннадцатый день болезни Дарлинг пережил кризис.
Температура у
него резко упала ниже нормы. Зрачки закатились так высоко,
что между век
белели только глазные яблоки. Зоотехник поддерживал Дарлинга
уколами
камфары. А доктор в какой-то самый опасный, одному ему известный
момент
вдруг разжал ножом судорожно стиснутые зубы собаки и влил
ей в горло
полстакана портвейна. Через пять минут собачьи зрачки выкатились
из-под
век и встали на место.
Дарлинг задышал часто и прерывисто, и Миша почувствовал,
как медленно
и верно начинает теплеть под его ладонями пушистое розоватое
тело
фокстерьера.
- Теперь помочь ему надо с параличом справиться, - сказал
доктор и
научил Мишу, как массировать Дарлинга и как делать ему лечебную
гимнастику.
Часами растирал Миша плоские, слежавшиеся мускулы собаки,
терпеливо
вытягивал ей лапы - то одну, то другую. И с удовлетворением
чувствовал,
как круглятся и твердеют мышцы, разбуженные руками человека.
И вот доктор Южин позвонил по телефону молодым супругам:
- Можете забирать вашего Дарлинга... Да, выздоровел. Тут ему
один
парень здорово помог... Поблагодарить?.. Ну, это уж вы сами
сделаете.
Молодые супруги приехали взволнованные и очень смущённые.
Привезли
Мише большую коробку конфет и долго-долго тараторили:
мы, мол, не могли
приезжать, у нас, мол, отпуск кончился, мы, мол, так много
работаем...
- Бывает, - сказал доктор Южин и выписал Дарлинга домой. Он
хорошо
знал, что у таких хозяев здоровая собака как сыр в масле катается,
а вот
больная-то она вроде бы сразу перестаёт быть нужной. Есть
люди, которые
идут навстречу только радостям, а от печалей бегут в кусты...
После Дарлинга выходил Миша и огромного сенбернара Матроса,
у
которого хозяйка, актриса, уехала на гастроли, и полосатую
боксёршу Патти,
к которой ходила восьмилетняя девочка и, ясно же, ничего не
могла делать
как надо.
- Мишка, подсоби! - кивал ему зоотехник, которому не справиться
было
даже при хозяине с каким-нибудь зубастым лохмачом, не желающим
терпеть
уколов.
Собаки не кусали Мишу, и доктор говорил:
- Бывает. Руки у тебя спокойные. Больному спокойствие полезно.
А чёрная собака Динка спала уже десять дней, и
Миша даже иногда
забывал о ней, заверченный водоворотом необыкновенной своей
работы.
Но вот явился однажды в больницу Мишин отец.
- Что это ты, доктор, сына моего на аркане держишь? - хмуро
сказал
он. - Не можешь собаку вылечить, так усыпи. И освободи мне
парня! Ему на
лето в школе работа дадена, а он по сей день не принимался.
На следующий день Миша не пришёл в больницу.
- Бывает, - меланхолично произнёс доктор. - Не пустили, значит...
Он снова долго глядел в окно, в длинную перспективу
вечерней улицы,
словно бы кого-то ожидая, без кого уже как-то и не обойтись...
А потом он принёс кисть и густо выкрасил старую стремянку
в весёлый,
ярко-алый цвет. И, пока красил, всё думал, думал о чём-то
своём -
немолодом и мудром.
В полдень следующего дня Миша всё-таки пришёл
к своей Динке, но
клетка её была пуста. Бурей пролетел он по отделению, по коридору
- двери
визжали, лязгали на его пути. Он задел плечом свежевыкрашенную
стремянку,
и она грохнулась на пол, оставив на Мишиной куртке длинный
алый след,
словно свежую рану.
- Где Динка? - задыхаясь, крикнул он доктору Южину. - Усыпили?
- Ты тут обожди, парень, - отозвался доктор, не подымая глаз
от
карточек историй болезни. А потом не торопясь взял телефонную
трубку,
что-то кому-то сказал...
Миша не Слушал. Он сидел, уставясь в стеклянный шкафчик
с
хирургическими инструментами. В зеркале стёкол и в блескучем
металле ножей
и пинцетов отражалось его лицо, такое бледное, что веснушки
на нём резко
выделялись, словно крошки чёрного хлеба на скатерти...
<Усыпили Динку, - колотилось в мозгу. - Усыпили, а может
быть, она бы
и выжила...>
Сколько времени он сидел так - неизвестно. Время для
него перестало
существовать. И время, и больница, и большие тенистые деревья
в саду.
Он не услышал, как открылась дверь кабинета, и вздрогнул,
когда
доктор тронул его за плечо.
- На вот тебе Динку. Не горюй!..
Прямо перед Мишей выросла фигура знакомой санитарки.
На поводке у неё
была собака. Только совсем не Динка. И вовсе даже не похожая.
Шотландская
овчарка. Глаза сияющие, янтарные, а хвост как у чёрно-бурой
лисы.
Великолепное, редкой красоты животное глядело
на Мишу с любопытством и
доброжелательством.
- Это... кто? - выдохнул Миша.
- Это - для тебя, - ответил доктор. - Её привели сюда усыпить.
Хозяин
уехал из Ленинграда. Чумой она у тебя не заболеет. Раньше
уже переболела.
А твою усыпить пришлось. Не жилица она была на белом свете.
Я это давно
видел. Зови эту Динкой, если хочешь. Я сам не знаю, как её
прежде звали.
Доктор передал Мише поводок и вышел из кабинета.
- Такую душу, парень, как у нашего доктора, ещё поискать надо,
-
заговорила санитарка. - Он же специально твою Динку на снотворном
держал,
жизнь ей тянул, чтобы ты надежды не терял, пока он тебе другую
собаку
подберёт. Понял? Такую хоть сейчас на выставку - медаль обеспечена.
Ну, да
ты и заслужил! Сколько собак выходил, молодчина ты мой сердешный...
Всё ещё молча Миша потянул за поводок. Чудо с янтарными глазами
приблизилось и положило ему на колени свою длинную аристократическую
морду.
|
Категория: Художественная литература | Добавил: lithium (26.09.2009)
|
Просмотров: 1051
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
|